§1. Понятие деликтоспособности и её соотношение со смежными правовыми категориями
Исходя из исследования, проведённого нами в рамках первой главы данной работы, в теории права возникла объективная необходимость выделения и других элементов правосубъектности, одним из которых выступает деликтоспособность.
Мы солидарны, в целом, с позицией большинства авторов о том, что деликтоспособность рассматривается как неотъемлемое звено правосубъектности, которое показывает потенциальную юридическую возможность субъекта права к несению ответственности за свои поступки[1]. Вместе с тем, учитывая некоторые правовые особенности ряда правонарушений, мы предлагаем дополнить понятие данной категории. Деликтоспособность, по нашему мнению, представляет собой способность лица претерпеть установленные законом неблагоприятные последствия как за собственное неправомерное поведение, так и поведение другого субъекта, за деятельность которого он обязан нести ответственность согласно правовой норме. Предложенное нами определение отражает сущность деликтоспособности, которая в ряде случаев распространяется не только на поступки самого субъекта права, но и на поведение других лиц, признанных законом неделиктоспособными либо имеющих ограничения в собственной деликтоспособности. Ответственность за их деяния возлагается на определённых участников правоотношений в силу их особой правовой связи (семейной, профессиональной, экономической и др.). Более того, следует учитывать, что в отдельных случаях возможно распространение деликтоспособности одного субъекта на противоправное поведение других лиц при сохранении ими самостоятельной дееспособности. Подобное расширение диапазона действия деликтоспособности на поступки нескольких субъектов обосновано рядом обстоятельств. В частности, фактической и юридической неспособностью отдельных лиц нести ответственность за своё поведение, обязанностью осуществления контроля над их поведением со стороны деликтоспособного субъекта, коллективным статусом некоторых участников правоотношений (юридических лиц, публично-правовых образований), наличием особых правовых связей между неделиктоспособными лицами и субъектами, наделёнными полной деликтоспособностью. При этом такое распространение деликтоспособности одного субъекта права на поступки других лиц должно быть юридически и фактически обоснованным, а значит, заранее предусмотренным государством в действующем законодательстве. Установление подобного влияния деликтоспособности одного субъекта на поступки других лиц обеспечивает гарантию безопасности общественных связей. Лица, которые потенциально могут пострадать от поведения неделиктоспособных участников правоотношения, должны иметь возможность привлечь к ответственности субъектов, на которых возложена обязанность осуществлять контроль над правонарушителями. В противном случае необходимо ставить вопрос о запрете на участие таких лиц в целом комплексе правовых отношений, что, прежде всего, негативным образом скажется на их интересах.
Это положение нашло отражение в действующем законодательстве. Например, правила об имущественной и административной ответственности работодателя за проступки работников (статьи 402, 403 ГК РФ, часть 2 статьи 2.1 КоАП РФ), ответственность публично-правовых образований за правонарушения создаваемых ими организаций (пункт 5 статьи 115, пункт 2 статьи 120 ГК РФ), ответственность средств массовой информации за дословное воспроизведение в период избирательной кампании противоправного агитационного материала, распространённого в другом средстве массовой информации (статья 57 Закона о средствах массовой информации[2]).
Таким образом, дополненная нами трактовка деликтоспособности представляется более точной и соответствует общетеоретическим представлениям о виновной и «безвиновной» юридической ответственности. Однако в правовой доктрине сложилось несколько подходов к пониманию сущности деликтоспособности и, прежде всего, к вопросу об её самостоятельности в соотношении с другими правовыми категориями.
Наиболее распространённой точкой зрения среди учёных является понимание деликтоспособности как составного элемента дееспособности. Основателями этого подхода являются С.Ф. Кечекьян[3] и Я.Р. Веберс[4], идеи которых получили широкое признание как в теории права[5], так и во многих отраслевых науках[6]. Дееспособность в данном ключе понимается не только как возможность субъекта иметь права и обязанности, но и способность осуществлять их своими личными действиями, отвечать за последствия собственного поведения, быть участником правовых отношений[7]. В качестве аргументации своей позиции представители этого подхода указывают на общность признаков дееспособности и деликтоспособности. Дееспособность, равно как и деликтоспособность, поставлена в зависимость от ряда факторов, которые различаются у отдельных субъектов права. Так, у физических лиц они напрямую связаны с возрастом и психическим состоянием, в то время как правоспособность не зависит от указанных обстоятельств. У юридических лиц данные признаки напрямую связаны с их правоспособностью, которая появляется в момент создания организации и утрачивается с момента прекращения юридического лица[8]. Признаки дееспособности публично-правовых образований аналогичны, по мнению авторов рассматриваемого подхода, признакам дееспособности юридического лица[9]. У организаций и публично-правовых образований дееспособность проявляется в виде полномочий их официальных представителей – органов управления и должностных лиц. В зависимости от круга прав и обязанностей указанных лиц, а также от вида правоспособности юридического лица определяется специфика дееспособности и деликтоспособности этого субъекта.
Наша точка зрения с обозначенным подходом к пониманию деликтоспособности не совпадает, на что мы уже акцентировали внимание в первой главе данного исследования при определении сущности дееспособности. Совпадение признаков данных правовых категорий не является убедительным доказательством в пользу их теоретического слияния в единый элемент правосубъектности. При этом мы согласны с утверждением, что основные признаки деликтоспособности схожи с признаками дееспособности, однако они находят несколько иное смысловое выражение при определении деликтоспособности конкретного субъекта права. Дееспособность указывает на абстрактную возможность субъекта к реализации своих прав и обязанностей. Деликтоспособность, по нашему мнению, понятие более конкретное, которое раскрывает не только правовую, но и реальную способность лица к несению юридической ответственности. Она не может выступать показателем какой-либо иллюзорной, лишь одной из вероятных предрасположенностей субъекта к самостоятельному несению ответственности. Деликтоспособность должна раскрывать также фактические возможности субъектов к самостоятельности при их участии в конкретных общественных отношениях, и на данном основании она имеет больше специфических признаков в сравнении с дееспособностью. По нашему мнению, наличие у субъекта всех признаков дееспособности не должно означать, что он обладает полным объёмом деликтоспособности. Достаточно большое количество правовых, социальных, экономических и медицинских факторов (правовой иммунитет, возраст, состояние здоровья, семейное положение) могут повлиять на фактическую и юридическую неспособность лица к несению самостоятельной ответственности.
Для обоснования нашей позиции обратимся к правоприменительной практике. Советским районным судом г. Самары было удовлетворено представление администрации места лишения свободы об освобождении от отбывания наказания гражданина Горбачева по причине выявления у него рака гортани. Следует отметить, что данное заболевание возникло и развивалось у осужденного до момента совершения им преступления по незаконному распространению наркотических средств.[10] Таким образом, неудовлет-ворительное состояние здоровья привело к его фактической неделиктоспособности, и обязанность претерпеть определённые законом неблагоприятные последствия за совершённое преступление была с указанного гражданина снята. Учитывая данное обстоятельство, привлечение его в дальнейшем к ответственности не представляется возможным.
Мы согласны с утверждением, что нести ответственность за свои поступки лицо начинает с того момента, когда оно способно самостоятельно совершать юридически значимые поступки, т.е. когда оно получает законодательно закреплённую возможность самостоятельного участия в правовых отношениях. Однако, по нашему мнению, это является только одним из условий деликтоспособности. Возможность самостоятельного участия в правоотношениях не должна означать, что субъект по умолчанию обладает деликтоспособностью в полной мере. Объём дееспособности далеко не всегда совпадает с объёмом деликтоспособности. Так, наличие неполной гражданско-правовой дееспособности у несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет не влечёт уменьшения объёма их соответствующей деликтоспособности, поскольку закон закрепляет возникновение полной деликтоспособности у данной категории лиц с момента достижения ими 14-летнего возраста (статья 1074 ГК РФ). Болезненное состояние психики, не исключающее вменяемости, не является поводом для уменьшения дееспособности (статья 29 ГК РФ), однако накладывает в определённой степени ограничение на деликтоспособность такого субъекта. В частности, в УК РФ включено понятие «уменьшенной вменяемости»[11]. Согласно статье 22 она заключается в том, что вменяемое лицо в силу психического расстройства не может во время совершения преступления в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими. Такое лицо, тем не менее, подлежит уголовной ответственности, однако состояние «уменьшенной» вменяемости учитывается судом при определении наказания и может служить основанием для назначения принудительных мер воспитательного характера, т.е. снятия уголовной ответственности. Таким образом, при наличии «уменьшенной» вменяемости лицо сохраняет полный объём дееспособности, но ограничению подвергается объём его деликтоспособности.
Рассматривая отраслевую специфику правосубъектности отдельных лиц, мы приходим к выводу, что в некоторых случаях деликтоспособность и вовсе не зависит от дееспособности субъекта. Так, для уголовного и административного права категория «дееспособность» вообще не имеет никакого правового значения. Даже в том случае, если у лица дееспособность ограничена по основаниям и в порядке, предусмотренным статьей 30 ГК РФ, его уголовно-правовая и административно-правовая деликтоспособность остаётся неизменной. За совершение преступления или административного проступка при соблюдении всех законодательно предусмотренных условий такое лицо будет нести ответственность в полном объёме.
Набор дополнительных условий у деликтоспособности и дееспособности также не совпадает. Так, при установлении дееспособности субъекта не рассматривается его имущественный и профессиональный статус, семейное положение, состояние здоровья. Напротив, названные факторы оказывают непосредственное влияние на деликтоспособность субъекта.
Приведённые примеры показывают, что наша позиция о смысловых различиях в признаках дееспособности и деликтоспособности, получив широкое распространение в действующем законодательстве, наиболее объективно отражает сущность указанных правовых категорий, что позволяет выделить деликтоспособность в самостоятельный составной элемент правосубъектности. Соответственно, утверждение о том, что деликто-способность является свойством, входящим в состав дееспособности, нельзя рассматривать как истинное, поскольку оно не соответствует в должной мере сути рассматриваемых категорий. Несмотря на то, что основные признаки деликтоспособности совпадают с признаками дееспособности, недопустимо утверждение о тождестве самих этих понятий. Их критерии если и имеют одинаковую форму, то обладают разным содержанием, что необходимо учитывать как при определении теоретико-правовой сущности деликтоспособности, так и при исследовании её особенностей в отдельных отраслях права.
К определению деликтоспособности в современной правовой доктрине сложились и иные подходы. Её правовая самостоятельность подвергается критике со стороны представителей научного сообщества. Одной из таких концепций является отождествление деликтоспособности с другим элементом правосубъектности – правоспособностью. Эта позиция нашла закрепление в теории В.Г. Голубцова[12]. В частности, рассматривая способность государственных и муниципальных органов власти нести самостоятельную ответственность, он привязывает её к особому виду правоспособности. Гражданское законодательство устанавливает в статьей 124 ГК РФ экономическое равенство публично-правовых образований, но не представляющих их органов. По мнению В.Г. Голубцова, их статус является подчинённым по отношению к статусу публично-правовых образований и на определённых уровнях схож с другими отраслевыми статусами. «Не имея специальной правоспособности, но, наделяясь общей, они выполняют не менее важные функции, чем государственные органы со статусом юридического лица, поскольку данные органы обладают правоспособностью иного рода, отличной от общей правоспособности, которая позволяет восполнять отсутствие признаков юридического лица и выполнять государственные функции в гражданском обороте. Поэтому она является над-специальной (сверх-специальной), либо может называться более благозвучно – исключительная правоспособность»[13]. Данный вид правоспособности ранее не выделялся в теории права, но следует отметить и то, что правовой статус государственного органа без образования юридического лица не был предметом самостоятельных исследований в этой области. Кроме того, практика построения правоотношений между такими органами и иными субъектами хозяйствования на протяжении последнего времени значительно меняется. Соответственно, деликтоспособность подобных органов полностью зависит от их правоспособности и является «исключительной».
Вместе с тем эта позиция не соответствует общим теоретическим представлениям об исключительной самостоятельной правосубъектности органов власти. В частности, традиционным является подход о том, что органы государственной и муниципальной власти вообще не обладают самостоятельной деликтоспособностью ни в области имущественных, ни в области государственно-правовых правоотношений. Ответственность за их деяния несёт публично-правовое образование в целом[14] либо конкретное должностное лицо[15]. По нашему мнению, невозможно установить самостоятельную деликтоспособность у представителей публично-правового образования постольку, поскольку они выступают в правоотношениях от его имени и действуют в его интересах. Любой поступок, совершённый ими по официальному полномочию государства или муниципального образования, следует расценивать как поступок самого публично-правового образования. Если поведение указанных представителей отклоняется от требований правовых норм, то ответственность за это рационально возлагать на государство в целом. Особенно такой принцип построения деликтоспособности публично-правовых образований актуален для международных отношений. Лишь в исключительных случаях возможно установление определённого объёма деликтоспособности у отдельных должностных лиц. Например, при игнорировании ими норм административных регламентов, злоупотреблении предоставленными полномочия, превышении этих полномочий или противоправном бездействии.
Данная позиция в полной мере получила воплощение в российском законодательстве. В частности, вред, причинённый гражданину или юридическому лицу в результате правонарушений государственных органов, органов местного самоуправления либо должностных лиц этих органов, в том числе в результате издания не соответствующего закону акта государственного органа или органа местного самоуправления, подлежит возмещению за счет соответственно казны Российской Федерации, казны субъекта Российской Федерации или казны муниципального образования (статья 1069 ГК РФ). Должностное лицо подлежит административной ответственности в случае совершения им административного правонарушения в связи с неисполнением или ненадлежащим исполнением своих должностных обязанностей (статья 2.4 КоАП РФ). Аналогичное правило о персональной ответственности должностных лиц установлено действующим уголовным законодательством (статьи 285, 293 УК РФ). Никакой ответственности сами органы власти нести не могут независимо от хозяйственно-правового статуса, т.е. признания их юридическими лицами. Раскрывая такую правоспособность как специальную, представители данного подхода не учитывают отсутствие как таковой юридической самостоятельности указанных органов, а равно и их правоспособности. Государственные и муниципальные органы являются олицетворением публичной власти, обладая лишь определёнными полномочиями для решения общественных задач, но никак не собственной правосубъектностью. Их положение аналогично правовому статусу органов управления юридического лица, что в силу правовой природы не позволяет наделять их качествами самостоятельного субъекта права.
Несоответствие правоспособности и деликтоспособности обнаруживается при сопоставлении их теоретико-правового содержания. Под правоспособностью понимается признаваемая государством общая возможность иметь предусмотренные законом права и обязанности, способность быть их носителем. Она не выступает как конкретное право, которое гарантируется субъекту, а является всего лишь возможностью получить это право при определённых условиях. Правоспособность неотделима от человека, позволяя ему быть правоспособным в течение всей жизни независимо от возраста, состояния здоровья и иных факторов. Деликтоспособность показывает, в каком объёме физическое лицо может нести юридическую ответственность и, как мы уже указывали выше, зависит от ряда правовых и фактических условий. Отсутствие деликтоспособности не влечёт прекращения правосубъектности. Напротив, если лицо не обладает правоспособностью, оно не может считаться субъектом права и, соответственно, не имеет правосубъектности. Поэтому деликтоспособность не может рассматриваться как зеркальное отражение правоспособности.
В правовой доктрине существует точка зрения, согласно которой деликтоспособность понимается как юридическая обязанность субъекта по соблюдению правовых норм[16]. Она вытекает из концепции «позитивной ответственности», речь о которой шла в первой главе нашего исследования. Несмотря на критическое отношение большинства теоретиков, указанная позиция получила весьма широкое распространение в международном и конституционном праве. Так, по мнению Е.И. Козловой и О.Е. Кутафина, деликтоспособность коллективных субъектов конституционного права в общей форме закреплена в части 2 статьи 15 Конституции Российской Федерации, согласно которой они обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации и законы[17].
Мы считаем такое понимание деликтоспособности необоснованно расширенным до объёмов других правовых категорий. Дело в том, что способность возлагать на себя юридические обязанности и впоследствии нести их вкладывается в понятие дееспособности, когда субъект собственными действиями может приобретать различного рода права и обязанности. Деликтоспособность же выделена в сферу юридической ответственности и показывает предрасположенность определённого лица к претерпеванию предусмотренных законом неблагоприятных последствий. Если коснуться этимологии «деликтоспособности», то данная категория складывается из двух слов: «деликт» и «способность». Под деликтом традиционно понимается любое правонарушение[18], а в теории цивилистики деликтом признаются только неправомерные действия, которые порождают обязательства из причинения вреда, т.е. обязанность одного лица, причинившего своими неправомерными действиями имущественный вред другому лицу, возместить этот вред[19]. Если следовать логике рассматриваемой концепции, получается, что любая юридическая обязанность обеспечена законодательно закреплёнными санкциями, а соблюдение данных обязанностей также может повлечь ответственность. В силу такого противоречия деликтоспособность надлежит тогда заменить другой категорией и обозначить её название без употребления слова «деликт». При этом смысловое значение этой новой категории будет отличаться от содержания термина «деликтоспособность», поскольку она является способностью нести ответственность за противоправное деяние, а не за правомерное поведение. Указанная концепция также не раскрывает феномен «шиканы», т.е. использование лицом своего субъективного права против прав и интересов других лиц. Как известно, «шикана» не влечёт как таковой юридической ответственности, в то время как субъекты по общему принципу должны соблюдать права и интересы других лиц при реализации своих прав и свобод.
Исходя из концепции, отождествляющей деликтоспособность с юридической обязанностью субъекта, получила развитие точка зрения, в соответствии с которой деликтоспособность совпадает по существу с юридической ответственностью[20]. По мнению сторонников этой позиции, деликтоспособность субъекта появляется тогда и только тогда, когда он совершает правонарушение и порождает тем самым у себя обязанность претерпеть определённые государством неблагоприятные последствия. Тем самым, деликтоспособность выводится из состава правосубъектности и, соответственно, рассматривается лишь как субъективное условие юридической ответственности. Действительно, деликтоспособность – это явление, тесно связанное с категорией «юридическая ответственность». По нашему мнению, она выступает правовой предпосылкой правонарушителя претерпеть неблагоприятные последствия за своё поведение. При этом речь о деликтоспособности должна идти не только в момент совершения правонарушения или после наступления его неблагоприятных последствий, как следует из критикуемой точки зрения, а гораздо раньше – при установлении правосубъектности каждого конкретного лица. С учётом этого государство создаёт необходимую правовую базу, в рамках которой устанавливает признаки деликтоспособности и механизм действий, направленных на минимизацию негативных последствий при отсутствии у субъекта юридической или фактической деликтоспособности. Без предварительного установления правовых и фактических способностей субъекта невозможно говорить о политике государства по предупреждению правонарушений, равно как и очерчивать круг отношений, в которые могут вступать определённые лица. Без установления деликтоспособности невозможен допуск лица к профессиональной деятельности (например, адвокатской, нотариальной, предпринимательской), к использованию объектов повышенной опасности (транспортные средства, ядерные материалы, оружие), к участию в воспитании детей и пр.
Критика рассматриваемого подхода нашла отражение в трудах отдельных теоретиков права. Так, В.А. Кучинский считает, что «отожествление ответственности со способностью лица отвечать за свои противоправные деяния, претерпевать предусмотренное правом наказание (деликтоспособность) является неприемлемым»[21]. По верной мысли И.А. Ильина: «человеку подобает жить не состояниями, а действиями и соответственно отвечать за эти действия»[22]. Мы убеждены, что деликтоспособность, так же как правоспособность и дееспособность, не должна означать, что за субъектом уже закреплены определённые обязанности по несению юридической ответственности. Это лишь потенциальная правовая и фактическая возможность субъекта ответить в случае совершения правонарушения им или лицами, за которых он несёт ответственность. За эти деяния, а не за состояние, он несёт ответственность. Исходя из данных положений, мы считаем, что деликтоспособность не может отождествляться с юридической ответственностью и должна рассматриваться исключительно как категория, входящая в элементный состав правосубъектности.
Деликтоспособность приравнивается также некоторыми авторами к категории вменяемости[23]. В частности, это актуально для уголовной ответственности. Лицо, совершившее преступление в состоянии невменяемости, не подлежит уголовной ответственности и, по мнению представителей данной точки зрения, не может считаться субъектом уголовно-правовых отношений. Соответственно, оно не обладает деликтоспособностью. Действительно, категория вменяемости имеет определяющее значение при решении вопроса о привлечении конкретного лица к уголовной ответственности. Она выступает условием, показывающим психическое состояние правонарушителя, исходя из которого его возможность претерпеть предусмотренные законом неблагоприятные последствия. Однако с этой позицией нам так же трудно согласиться. Проблема вменяемости заключается, прежде всего, в том, что эта категория не раскрыта в должной мере в действующем законодательстве. Так, УК РФ содержит лишь определение невменяемости, исходя из которого теоретиками выводится понятие вменяемости. Основным её критерием выступает болезненное состояние психики. При этом представители рассматриваемого подхода не учитывают ещё одно условие деликтоспособности – возраст. Более того, категория вменяемости не может быть применена к коллективным субъектам правоотношений, таким как публично-правовые образования и юридические лица. У данных участников правоотношений деликтоспособность зависит от других условий – законодательной конструкции их ответственности, наличием правовой и фактической самостоятельности при решении организационных вопросов, реальной возможности отвечать за собственные поступки. Также при установлении уголовной деликтоспособности следует учитывать, помимо вменяемости и возраста, ряд социльно-экономических факторов, таких как материальное положение субъекта преступления, наличие тяжёлой формы заболеваний, не связанных с психикой, отсутствие профессионального или должностного статуса. Соответственно, деликтоспособность зависит не только от вменяемости или невменяемости лица, но и от других его субъективных особенностей – правовых и фактических, что немаловажно при привлечении виновного к ответственности.
Новой тенденцией в правовой доктрине является понимание деликтоспособности как компонента так называемой «охраноспособности» – непризнанного основной теорией элемента правосубъектности. В частности, такой позиции придерживается Д.Н. Кархалев, который считает, что «способность нарушителя претерпевать последствия принуждения (охраноспособность) - это способность самостоятельно нести неблагоприятные последствия применения мер ... принуждения за нарушение ... права (мер самозащиты, мер оперативного воздействия, мер защиты и мер ответственности)»[24]. Согласно данной концепции деликтоспособность должна рассматриваться как составная часть «охраноспособности» наравне со способностями нести неблагоприятные последствия применения мер защиты, реализации мер самозащиты и осуществления мер оперативного воздействия. В качестве обоснования Д.Н. Кархалев проводит отличие мер гражданско-правовой ответственности от мер гражданско-правового принуждения. По его мнению, юридической ответственностью являются не все неблагоприятные последствия, предусмотренные законом, а лишь конкретные санкции. Вместе с тем, автор оригинальной концепции не раскрывает, какие именно меры он относит к собственно проявлениям ответственности. На наш взгляд, в данном случае имеет место искусственное размывание сущности юридической ответственности. Напомним, что с учётом ряда фундаментальных исследований, проведённых многими учёными, мы понимаем под ответственностью обязанность субъекта претерпеть предусмотренные законом неблагоприятные последствия за нарушение права. Такими последствиями могут быть не только меры принуждения, но и акты самозащиты нарушаемого права, меры оперативного воздействия по пресечению или предупреждению новых правонарушений и иные негативные явления, с которыми должен столкнуться нарушитель либо лицо, обязанное ответить за его противоправные поступки. Ключевым словом здесь выступает «нарушение», за которым должно последовать определённое неблагоприятное событие в жизни деликвента. Не имеет значения, названо ли данное неблагоприятное последствие наказанием, санкцией, мерой ответственности. Любое правовое негативное воздействие на правонарушителя вследствие совершения противоправного поступка понимается нами как проявление юридической ответственности. Кроме того, термин «охраноспособность» в правовой доктрине уже имеет иное смысловое значение. В частности, под охраноспособностью в классической правовой теории понимается возможность получения правовой охраны объектов интеллектуальных прав, которая считается признанной, если её объект обладает творческой, научной, технической или иной новизной или является шагом вперед в развитии науки, техники, искусстве и может найти определённое применение, а также если отсутствуют публикации с описанием объекта и заявки на изобретение[25]. Мы считаем несколько некорректным использовать название одной правовой категории с устоявшимся понятием к новому правовому явлению. Вместе с тем, указанная Кархалевым Д.Н. идея представляет для нас научный интерес и может получить дальнейшее развитие при выдвижении автором более убедительных доводов и развёрнутых аргументаций о необходимости выделения нового элемента правосубъектности. Однако в данный момент деликтоспособность по своей сути остается возможностью субъекта претерпеть определённые законом неблагоприятные последствия за противоправное поведение.
Таким образом, многообразие подходов к определению деликтоспособности объясняется неоднозначностью и теоретической сложностью рассматриваемой категории. Причиной этого также следует считать и то обстоятельство, что деликтоспособность в отдельных отраслях права обладает ярко выраженной спецификой. Действительно, в одних правоотношениях она внешне идеально совпадает с дееспособностью (например, в трудовых), в других – с правоспособностью (в отношении публично-правовых образований). Однако общетеоретическая сущность деликтоспособности раскрывается, по нашему мнению, только при рассмотрении её как самостоятельного элемента правосубъектности, такого же, как правоспособность и дееспособность. Этот элемент показывает потенциальную юридическую возможность субъекта права к несению ответственности за свои поступки либо за поступки других лиц в случаях, прямо предусмотренных в законодательстве. Следует учитывать, что в отдельных сферах деликтоспособность одного субъекта распространяется на поступки других лиц при сохранении ими самостоятельной дееспособности. Мы согласны с утверждением, что основные условия деликтоспособности схожи с условиями дееспособности, однако данные критерии находят несколько иное смысловое выражение при определении деликтоспособности конкретного субъекта права. Их условия, имея одинаковую форму, обладают разным содержанием, что необходимо учитывать как при определении теоретико-правовой сущности деликтоспособности, так и при исследовании её особенностей в отдельных отраслях права. Деликтоспособность является понятием более конкретным, которое призвано раскрывать не только правовую, но и реальную способность лица к несению юридической ответственности. По нашему мнению, она выступает правовой предпосылкой правонарушителя претерпеть неблагоприятные последствия за своё поведение или за поведение другого субъекта. При этом речь о деликтоспособности должна идти не только в момент совершения правонарушения или после наступления его неблагоприятных последствий, а при установлении правосубъектности каждого конкретного лица. Мы убеждены, деликтоспособность не должна означать, что за субъектом уже закреплены определённые обязанности по несению юридической ответственности. Это лишь потенциальная правовая и фактическая возможность субъекта претерпеть предусмотренные законом неблагоприятные последствия в случае совершения правонарушения им самим или лицами, за которых он несёт ответственность.
[1] См.: Поляков И.Н. Ответственность по обязательствам вследствие причинение вреда.- М.: Городец, 1998. - С.12; Липинский Д.А. Проблемы юридической ответственности / Ассоц. «Юридический центр». 2-е изд., перераб. и доп.- СПб.: Юрид.центр Пресс, 2004. - С. 78; Бунеева Ю.А. Теоретические проблемы административной правосубъектности гражданина: Автореф. дис. : канд. юрид. наук. - Н. Новгород, 2000. - С. 20; Виноградов В.А. Состав конституционного деликта // Законодательство. - 2003. - № 10.– С. 9 и др.
[2] Закон РФ от 27 декабря 1991 г. N 2124-1 "О средствах массовой информации" // Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. - 1992. - № 7. - Ст. 300.
[3] Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. - С. 176.
[4] Веберс Я.Р. Правосубъектность граждан в советском гражданском и семейном праве. - С. 116 – 182.
[5] См.: Кудрявцев В.Н. Правовое поведение: норма и патология. - С. 69; Венгеров А.Б. Теория права. - М., 1997; Общая теория права и государства. 3-е изд. / под ред. В.В. Лазарева. - М., 2000. - С. 234; Варлен М.В. Народный представитель: теория и практика // Законодательство и экономика. – 2005. - № 11.
[6] Бондаренко Э.Н. Трудовая правоспособность, дееспособность и юридические факты // Журнал российского права. – 2003. - № 1.; Карасева М. С какого возраста гражданин может быть субъектом налогового правоотношения? // Российская юстиция. – 1996. – № 6; Комментарий к Федеральному закону от 24 апреля 2008 г. N 48-ФЗ "Об опеке и попечительстве" / под общ. ред. Ю.А. Дмитриева. – М.: Деловой двор, 2008; Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права. – Тула: Автограф, 2001. - С. 78-79; Тихомиров М.Ю. Индивидуальный предприниматель: правовое положение и виды деятельности. – М.: Изд. Тихомирова М.Ю., 2005.
[7] См.: Хевсаков В.В. Субъекты непосредственной демократии в современном российском обществе: понятие и признаки // Гражданин и право. - 2006. - №12